AlidarAsvarov/lez-rus-books · Datasets at Hugging Face

lez stringlengths 6 202	ru stringlengths 6 200
ЖУВАКАЙ ИХТИЛАТ	РАССКАЗ О СЕБЕ
3ун гьеле дидеди хадалди, бубади са себебни авачиз ам рахкурна, маса паб къачунай.	Мать была беременна мною, когда отец ни с того, ни с сего выгнал ее и женился на другой.
Зун халудин тевледа ханай.	Я родился у дяди в хлеву.
Бубади авур и кар дидединмукьвабуруз гзаф залан хьана, хъел атана, адан ажугъар абуру залай къахчунай: гьич дидед некІедин дадни акваз тутуна, абуру зун, иски пекерик кутуна, бубадин ракІарихъ гадарнай.	Очень оскорбленные поступком отца, мои родственники выместили это на мне: тотчас же, не дав мне даже попробовать материнского молока, они завернули меня в драный палас и подкинули к отцовским воротам.
Зи уьмьур гьа саягъда рикІин тІарвилелди башламиш хьайиди я.	Так с обиды и началась моя жизнь.
Гьа макъамда чан алачир аял хайи къунши папа язухдай заз нек гуз хьана.	Соседка, у которой в ту пору родился мертвый ребёнок, из жалости кормила меня грудью, обзывая щенком.
Ирид йисахъ агакьдалди зун гьадан патав гумукьна.	До семи лет я оставался у нее.
Ахпа са сеферда бубадиз къуншидин гьаятда зун са еке гада хьанваз акуна: "Вагь, им зи хва я хьи!" - лагьана, ада зун вичин кІвализ хутахна.	Потом отец однажды увидел: взрослый мальчик в соседском дворе: "Ба, да это же мой сын!" - сказал и взял меня в свою саклю.
Зи буба лежбер тир, амма бахтуни чин тагузвай, крар дуьзмиш тежезвай лежбер тир.	Отец мой был крестьянином, но очень неудачливым.
Вичин къайгъуйрин, дерди-балайрин са пай гададин кІулаз вегьез хьунал ам гзаф шад хьана.	Он обрадовался случаю взвалить на сына часть своих забот.
Ада гьасятда, кавхади хьиз, къургъар гуз башламишна.	И сразу же стал крикливым, как староста.
Адан кІвал цІийи аялрив ацІанвай.	Сакля его была полна новых детей.
Вичелай гъейри масад такІан, чин чІуру тахай дидеди вичи чрай гьажикІадин гъуьруьн лавашар закай чуьнуьхдай.	Нелюдимая мачеха прятала от меня кукурузные лепешки.
Зун гьикІ тевледа ханатІа, гьакІ тевледа маларин патав чІехини хьана.	Я рос, как и родился, в хлеву, рядом со скотиной.
И макъамдикай зи рикІел, фитерин нидилай гъейри, са затІни аламач.	Не помню ничего об этой поре, кроме навозного запаха.
Ахпа буба азарлу хьана, зи гьал мадни пис хьана.	Потом заболел отец, и моё положение стало ещё хуже.
Ам вуч азар тиртІа, заз чидачир; йифди-югъди адаз, цихъ къанихвили хьиз, рикІин дарихвилини азаб гудай.	Я не знаю, что это была за болезнь, но его мучила тоска и днем и ночью, как жажда.
Ада гьамиша фикирдай ва, эхирни, меселай къарагъайла, адан кьилиз сер янаваз хьана.	Он много думал и когда, наконец, поднялся с постели - оказалось, отец сошел с ума.
Ада югъди куьчейрай къванер кІватІдай ва, абур девлет я лугьуз, инсанрикай чуьнуьхдай.	Целыми днями он собирал по улицам камни, приносил их домой полные пазухи и прятал от людей, называя это богатством.
Ам садлагьана михьиз рехи хьанвай, вилерал хъипи ранг акьалтнавай.	Он внезапно поседел, глаза стали жёлтыми
Буба кьена, тахай дидедиз ада ругуд аялни гьаятда кІватІай къванерин кІунтІар туна...	Он умер, оставив на руках у матери шестерых детей и разбросанные по всему двору кучи речного булыжника...
Куьне зун айибмир, дустар, завай а макъамдин крар хьайи вахтар садни дуьм-дуьз лугьуз жедач.	Меня не вините, друзья, что не могу назвать ни одной точной даты.
Замана кхьин-чІурун авачирди тир.	В те времена не было грамотных.
Вири хуьре кІел-кхьин чидайбур сад-кьве кас авай, абур фекьини кавха тир.	Во всём селе у нас только два человека умели читать и писать, это были мулла и старшина.
Зун жуван хуьряй экъечІна Дербентдиз фейила, белки, цІипуд йис хьанвай гада тир жеди.	Я был, наверное, тринадцатилетним, когда ушел из своего аула и поехал в Дербент.
Дербентда зун са девлетлу касди вичин "лувак хвена".	В Дербенте меня призрел один богач.
За адан пуд версинин чка кьунвай ципицІ багълариз къуллугъ ийиз, балкІанар хуьз, кІарасар хаз, гьаят михьиз хьана.	Я ухаживал за его трехверстными виноградниками, сторожил конюшню, рубил дрова, чистил двор.
И касдиз за кьуд йисуз батраквал авуна; я гад, я кьуьд мус атана, мус акъатнатІа, заз чир хьанач.	Четыре года батрачил я у этого человека, ни зимы, ни лета не замечая.
Ахпа адан кІвалелай элячІайла, мад зун фидай чка авачиз, жибинарни, гьа виликди хьиз, кьиф къекъвезвай, ичІибур яз амукьна.	А когда уволился, - оказалось, мне снова некуда себя деть, и карманы мои по-прежнему пусты.
Зун хуьруьз хтана.	Я вернулся в аул.
Амма Ага СтІалдал гьамиша герек тир кьадардилай артух батракар алай.	Но в Ашага-Стали всегда было батраков больше, чем надо.
Са гзаф вахтунда за къуншийриз кІвалахиз кьил хвена.	Долгое время мне пришлось перебиваться поденной работой у соседей.
Зун жегьил тир.	Я был молод.
Жегьил итимди къуншийривай йикъал ийидай кІвалах тІалабун - им инсандиз гзаф еке алчахвал я, дустар.	Это очень унизительно, друзья: молодому человеку просить поденной работы у соседей.
Халкьди, Генжеда англичанри, пачагьдивай чилер кирида кьуна, биянар лугьудай дувулар хкудзава лугуз, ихтилатар ийидай.	Люди рассказывали, будто недалеко, в Гяндже, англичане арендуют у царя земли, где добывают какие-то корни.
Гьана кІвалахдай рабочияр кІанзава лугьудай.	Говорили, что там нужны рабочие.
Зун са кьадар масабурни галаз Генжедиз фена.	Вместе с другими я уехал в Гянджу.
Кьве йисуз кІвалахна за и биянар хкуддай чкада, тухдалди недай затІ авачиз яшамиш хьана, цІаяр атана ва эхир, къатламишиз тахьана, зун катна.	Два года работал я на этих плантациях, жил впроголодь, болел малярией и, наконец, не выдержав, сбежал.
Ам халис желе тир: жуваз са затІ кразанмишун анихь амукьрай, гьеле зун ана чаз маларин ратарикай авур хуьрекар гудай харчевнидиз буржлузни амукьнай.	Это была настоящая ловушка: я не только ничего не заработал, но даже остался должен в харчевне, где кормили нас коровьими кишками.
Генжедай зун, гьикІ ятІани зи рикІел аламач, Самарканддиз акъатна.	Из Гянджи я, и сам не помню как, добрался до Самарканда.
Ана са шумуд йисуз депода чернорабочивиле кІвалахна за.	Там я устроился чернорабочим в депо и работал несколько лет подряд.
Ахпа са йисуз кьван за ракьун рехъ тухузвай чкадал ва са йисалай гзаф Сырдарья вацІалай эцигзавай муькъвел кІвалахна.	Затем около года работал я на прокладке железной дороги и больше года на постройке моста через реку Сыр-Дарью.
И йисара заз гзаф крар акуна ва гзаф крар чир хьана.	Очень много увидел и узнал я за эти годы.
Амма заз чир хьайи асул кар ам тир хьи, кІвалахдай кесибдиз, рабочидиз виринра сад хьиз четин тир: жувавай жувакай катиз жедач, кесиб инсанар сад хьиз бедбахт тир.	А главное, я узнал, что везде и всюду было одинаково трудно рабочему человеку, что уйти самому от себя невозможно, что бедные люди одинаково несчастны.
АкІ хайила, заз кІвализ, ватандиз хъфиз кІан хьана.	Тогда потянуло домой скорее на родину.
Амма пул тІимил гвай, зун Бакуда амукьна ва са гужуналди нафтІадин буругъра кІвалахдал акъвазна.	Но денег оставалось мало, я застрял в Баку и с трудом устроился на нефтяные промысла.
Ана кьве йисуз кьван кІвалахна.	Проработал там около двух лет.
Гамиша кьенятдал яшамиш хьана, эхир са гуж-баладалди са тІимил пул кІватІна, килигайтІа - зун къанни цІуд йиса авай, чуру квай итим хьанва, кьуьзуь жезва.	Жил все это время скромно, и, когда с грехом пополам накопилось немного денег, оказалось, что я уже тридцатилетний мужчина, у меня борода и я уже старею.
Килфетдин иеси хана канда.	Надо обзаводиться семьей.
А заманада им кесибдиз гзаф четин кар тир.	В то время это была страшная забота для бедняка.
Амма зи уьмуьрда сифтени-сифте зи бахтуни гъана.	Но мне повезло впервые в жизни.
Заз са касни авачир етим руш жагъана.	Я нашел круглую сироту - дочь
Ам кьуланстІалви тамарин къаравулдин руш тир.	Она была дочь Орта-Стальского объездчика.
За ам къачуна, зун гьамишалугъ хуьре амукьна.	Я на ней женился и я навсегда остался в ауле.
Йисар къвез фена.	Шли годы.
Гила рикІел хтайла, чун гьикІ яшамиш ханайтІа лугьуз, жув мягьтел жеда: абур гьакьван залан ва са шадвални авачир йисар тир.	Как вспомню теперь, как мы жили, сам удивляюсь: времена были очень тяжелые и безрадостные.
Чна, зани папа, жуван гъилералди са гъвечІи кІвал эцигна.	Своими руками, вместе с женой, мы построили маленькую саклю.
Тухдалди тІуьнач, бегьем ксанач, са сал цана.	Не доедали, не досыпали, завели огород.
Паб салаз килигиз, за и чІавуз чарабуруз гвенар гуьз хьана.	За огородом присматривала жена, а я в это время жал у людей пшеницу.
Жувни инсанриз ухшар ийиз алахъна, гьакІ вад йисуз хуьруьн къерехда яшамиш хьана чун; амма инсанар чеб а заманада чпиз ухшар тушир.	Так жили мы на окраине аула пять лет, стараясь быть похожими на людей; но только люди в то время были не похожими на себя.
Са сеферда нисинихъ кІвализ хквезвайла, куьчедал халкь кІватІ хьанваз акуна, зун мягьтел хьана: "Им вуч хабар я? Кьейи кас-мас ава жал?" - лагьана, фикирна за.	Однажды, возвращаясь к обеду домой, на одной из улиц я заметил множество народу и удивился: "Что случилось? Или умер кто?" - подумал я.
За квез лугьун, а заманада инсанар сад садахъай катдай.	А надо вам сказать, что люди в то время избегали друг друга.
Кесибар саки гьамиша кІваляй чинеба экъечІиз, кІвалахдал физ хкведай, вучиз лагьайтІа гьамиша кавхади бигердиз, мелез, векь ягъиз ва маса кІвалахдал ракъурун патал итимар жагъурзавай.	Беднота выходила и возвращалась домой почти украдкой, ибо каждый день по аулу рыскал староста и ловил встречных на бесконечные повинности, на рытье канав, косьбу сена.
"Им вуч хабар я, ина вуч хьанватІа?" - лагьана фикирна, зун халкь алтІушнавай чкадал фена.	"Что же случилось?" - подумал я и подошел к толпе.
Кимел, гъиле тафт аваз ацукьна, ашукьри ракъинихъ цІигел билбилдикай манияр лугьузвай.	Посреди улицы сидели бродячие ашуги с бубнами в руках и пели песни о соловье, тоскующем по солнцу.
Абурун вилик квай бармакдиз халкьди къара пулар ва гимиш пулар вегьезвай.	Ашугам бросали в подолы серебро и медь.
И бижгъер-бижгъер хьайи парталар алай ашукьри, вилер акьална, ахварик квайбуру хьиз, лугьузвай.	Ашуги были одеты в лохмотья и пели с закрытыми глазами, как будто сквозь сон.
Зани халкьдихъ галаз абурухъ яб акална.	Постоял я с народом, послушал.
"Вагь, - лагьана рикІяй за, - и манияр фадлай зи рикІе авазвайбур я эхир."	"Чорт возьми, - сказал я, - ведь эти песни давно лежат у меня на душе."
Яваш кван садра!	Постойте-ка, постойте!
- Яда, Султан, - лагьана за патав гвай къуншидиз, - и гафар за гьар юкъуз зи рикІяй эзберзавайбур я, бес и манияр акъудна лугьун икьван гагьди зи фикирдиз вучиз атаначтІа, ваз чидачни?	- Султан, - сказал я соседу сбоку, - ведь я каждый день говорю про себя то же самое, почему же мне до сих пор не пришло в голову спеть об этом, ты не знаешь?
КІватІ хьанвайбуру вирида захъ чин элкъуьрна (и чІавуз ашукьри чпин манияр лагьана куьтягьзавай).	На меня обернулись все собравшиеся (как раз в то время ашуги кончили петь).
- Яъ, ибур зи гафар я, эхир, - лагьана гьарайна, за валчагъдин кІирер акъудиз башламишна, вучиз лагьайтІа зи чандал лап ифин акьалтнай.	- Ведь это мои слова, - крикнул я, расстегивая ворот бешмета, потому что мне стало совсем
- Вун гьинвайди я, кесиб? - лагьана инал алайбурукай сада заз.	жарко.
- Вун жуваз килиг садра, ибур ви кІуфалай алакьдай гафар яни, хва текьей билбил!	- Куда тебе, убогий, - ответили мне. - Ты на себя посмотри: разве эти слова подходят к твоему носу, соловей ты!
Ада икІ лагьайла, и куьчедал алайбур вири хъуьрена.	Он сказал это, и вдруг вся улица затряслась от смеха.
Югъ нисини тир.	Был полдень.
"Агь, - лагьана за, - им кьуланфер вучиз туш..."	"Ого, - сказал я, - почему же не полночь теперь..."
- Им я къуватдали, я амалдарвилелди, я пулуналди жедай кар туш, инсанди вичин рикІяй лугьузвайди я.	- Ведь это не силой, это не хитростью и не деньгами, а человек поет от сердца.
Мегер зи рикІ якІукай тушни, куьн квел хъурезва, эй инсанар? - лагьана за.	Разве мое сердце не из мяса, над чем вы смеетесь, эй, люди? - сказал я.
Зун регъуь хьана кІвализ хтана.	Домой я вернулся пристыженный.
- Билбилдикай мани нивай хьайитІани туькІуьриз жеда, - лагьана за явашдиз папаз, тафтунин ериндал гъиле бармак кьуна, сифтени-сифте зи уьмуьрда ва чІал туькІуьрна:	- О соловье может всякий спеть, - прошептал я дома жене и, взяв в руки вместо бубна свою папаху, впервые в жизни начал слагать стихи:
И гафар за сифтени-сифте туькІуьрай чІалар я, ам за гьа йикъан няналди туькІуьрнай.	Это слова из первой моей песни, которую я все-таки сложил к концу того же дня.
За ам дустариз лагьайла, дустар инанмиш хьаначир.	Я прочел ее друзьям, но друзья не поверели.
- Билбилрикай дуьньядал гзаф чІалар туькІуьрнава, - лагьана абуру.	- О соловьях очень много, песен на свете, - сказали они.
Дуьз лагь, ваз и мани гьинай ван хьайиди я, Сулейман?	- Скажи правду, где ты слышал эту песню, Сулейман?
Им, дугъриданни, чаз бегенмиш хьана.	Она действительно нам нравится.
- Им за туькІуьрай мани я, - лагьана за.	- Это моя песня, - сказал я.
- Гьаяман, вунни ви буба хьиз дили жезватІа гьа?! - лагьана абуру.	- Уж не сходишь ли ты с ума, как и отец твой?! - ответили мне.
- Завай жувакай гужлу мани туькІуьриз жедай, амма зи уьмуьрда захъ са ахьтин хъсан гьалар авач, - лагьана за дустариз.	- Я мог бы сложить песню покрепче, о самом о себе, но у меня мало хорошего в жизни, - сказал я друзьям.
- Де хъсан я, куьн инанмиш туштІа, билбил тахьуй, кицІ хьурай.	Пусть не соловей будет, пусть будет собака, если вы не верите.
Къала за квез гьадакай мани туькІуьрда!	Дайте я сложу вам песню о ней.
- Хъсан я, - лагьана дустари, - ятІа вуна чи кавхадикай са чІал туькІуьра, ахла ваз са яхцІур мад жагъурда чна...	- Хорошо, - ответили друзья, - в таком случае, сложи-ка ты песню о нашем старшине, а потом мы найдем тебе еще штук сорок...
Гьа и саягъда яваш-яваш зун зи цІийи кеспидин дадуна гьатна.	Так постепенно я входил во вкус своего нового занятия.
Зи дустарин чІехи пай чпиз чил авачир, патал кеспидал фидай кесибар тир.	Мои друзья в большинстве были безземельные отходники.
Абур йисаралди Бакуда нафтІадин буругъра кІвалахдал жедай ва анжах тек-бир хуьруьз хкведай.	Они годами пропадали на нефтяных промыслах в Баку и лишь изредка приезжали на лето в аул.
Гавиляй абуруз крар залай хциз ва дериндай аквадай.	Поэтому они видели острее и глубже моего.
Абур саки халис рабочияр тир, зи вилер хъсандиз ахъа хьуниз куьмек гайи и лап хъсан ксар за гьамиша гзаф разивилелди рикІел гъизва.	Они были почти настоящие рабочие, и я всегда благодарен им, этим лучшим людям, научившим мои глаза видеть.
- Дуьнья, - лагьана абуру, - къастунал кьацІалай алудна чІурнавай терез я.	- Мир, - говорили они, - это весы, умышленно сбитые с толку.
Аку, вун ягъалмиш жез тахьуй гьа, Сулейман.	Ты смотри, Сулейман, не ошибись.

ЖУВАКАЙ ИХТИЛАТ

РАССКАЗ О СЕБЕ

3ун гьеле дидеди хадалди, бубади са себебни авачиз ам рахкурна, маса паб къачунай.

Мать была беременна мною, когда отец ни с того, ни с сего выгнал ее и женился на другой.

Зун халудин тевледа ханай.

Я родился у дяди в хлеву.

Бубади авур и кар дидединмукьвабуруз гзаф залан хьана, хъел атана, адан ажугъар абуру залай къахчунай: гьич дидед некІедин дадни акваз тутуна, абуру зун, иски пекерик кутуна, бубадин ракІарихъ гадарнай.

Очень оскорбленные поступком отца, мои родственники выместили это на мне: тотчас же, не дав мне даже попробовать материнского молока, они завернули меня в драный палас и подкинули к отцовским воротам.

Зи уьмьур гьа саягъда рикІин тІарвилелди башламиш хьайиди я.

Так с обиды и началась моя жизнь.

Гьа макъамда чан алачир аял хайи къунши папа язухдай заз нек гуз хьана.

Соседка, у которой в ту пору родился мертвый ребёнок, из жалости кормила меня грудью, обзывая щенком.

Ирид йисахъ агакьдалди зун гьадан патав гумукьна.

До семи лет я оставался у нее.

Ахпа са сеферда бубадиз къуншидин гьаятда зун са еке гада хьанваз акуна: "Вагь, им зи хва я хьи!" - лагьана, ада зун вичин кІвализ хутахна.

Потом отец однажды увидел: взрослый мальчик в соседском дворе: "Ба, да это же мой сын!" - сказал и взял меня в свою саклю.

Зи буба лежбер тир, амма бахтуни чин тагузвай, крар дуьзмиш тежезвай лежбер тир.

Отец мой был крестьянином, но очень неудачливым.

Вичин къайгъуйрин, дерди-балайрин са пай гададин кІулаз вегьез хьунал ам гзаф шад хьана.

Он обрадовался случаю взвалить на сына часть своих забот.

Ада гьасятда, кавхади хьиз, къургъар гуз башламишна.

И сразу же стал крикливым, как староста.

Адан кІвал цІийи аялрив ацІанвай.

Сакля его была полна новых детей.

Вичелай гъейри масад такІан, чин чІуру тахай дидеди вичи чрай гьажикІадин гъуьруьн лавашар закай чуьнуьхдай.

Нелюдимая мачеха прятала от меня кукурузные лепешки.

Зун гьикІ тевледа ханатІа, гьакІ тевледа маларин патав чІехини хьана.

Я рос, как и родился, в хлеву, рядом со скотиной.

И макъамдикай зи рикІел, фитерин нидилай гъейри, са затІни аламач.

Не помню ничего об этой поре, кроме навозного запаха.

Ахпа буба азарлу хьана, зи гьал мадни пис хьана.

Потом заболел отец, и моё положение стало ещё хуже.

Ам вуч азар тиртІа, заз чидачир; йифди-югъди адаз, цихъ къанихвили хьиз, рикІин дарихвилини азаб гудай.

Я не знаю, что это была за болезнь, но его мучила тоска и днем и ночью, как жажда.

Ада гьамиша фикирдай ва, эхирни, меселай къарагъайла, адан кьилиз сер янаваз хьана.

Он много думал и когда, наконец, поднялся с постели - оказалось, отец сошел с ума.

Ада югъди куьчейрай къванер кІватІдай ва, абур девлет я лугьуз, инсанрикай чуьнуьхдай.

Целыми днями он собирал по улицам камни, приносил их домой полные пазухи и прятал от людей, называя это богатством.

Ам садлагьана михьиз рехи хьанвай, вилерал хъипи ранг акьалтнавай.

Он внезапно поседел, глаза стали жёлтыми

Буба кьена, тахай дидедиз ада ругуд аялни гьаятда кІватІай къванерин кІунтІар туна...

Он умер, оставив на руках у матери шестерых детей и разбросанные по всему двору кучи речного булыжника...

Куьне зун айибмир, дустар, завай а макъамдин крар хьайи вахтар садни дуьм-дуьз лугьуз жедач.

Меня не вините, друзья, что не могу назвать ни одной точной даты.

Замана кхьин-чІурун авачирди тир.

В те времена не было грамотных.

Вири хуьре кІел-кхьин чидайбур сад-кьве кас авай, абур фекьини кавха тир.

Во всём селе у нас только два человека умели читать и писать, это были мулла и старшина.

Зун жуван хуьряй экъечІна Дербентдиз фейила, белки, цІипуд йис хьанвай гада тир жеди.

Я был, наверное, тринадцатилетним, когда ушел из своего аула и поехал в Дербент.

Дербентда зун са девлетлу касди вичин "лувак хвена".

В Дербенте меня призрел один богач.

За адан пуд версинин чка кьунвай ципицІ багълариз къуллугъ ийиз, балкІанар хуьз, кІарасар хаз, гьаят михьиз хьана.

Я ухаживал за его трехверстными виноградниками, сторожил конюшню, рубил дрова, чистил двор.

И касдиз за кьуд йисуз батраквал авуна; я гад, я кьуьд мус атана, мус акъатнатІа, заз чир хьанач.

Четыре года батрачил я у этого человека, ни зимы, ни лета не замечая.

Ахпа адан кІвалелай элячІайла, мад зун фидай чка авачиз, жибинарни, гьа виликди хьиз, кьиф къекъвезвай, ичІибур яз амукьна.

А когда уволился, - оказалось, мне снова некуда себя деть, и карманы мои по-прежнему пусты.

Зун хуьруьз хтана.

Я вернулся в аул.

Амма Ага СтІалдал гьамиша герек тир кьадардилай артух батракар алай.

Но в Ашага-Стали всегда было батраков больше, чем надо.

Са гзаф вахтунда за къуншийриз кІвалахиз кьил хвена.

Долгое время мне пришлось перебиваться поденной работой у соседей.

Зун жегьил тир.

Я был молод.

Жегьил итимди къуншийривай йикъал ийидай кІвалах тІалабун - им инсандиз гзаф еке алчахвал я, дустар.

Это очень унизительно, друзья: молодому человеку просить поденной работы у соседей.

Халкьди, Генжеда англичанри, пачагьдивай чилер кирида кьуна, биянар лугьудай дувулар хкудзава лугуз, ихтилатар ийидай.

Люди рассказывали, будто недалеко, в Гяндже, англичане арендуют у царя земли, где добывают какие-то корни.

Гьана кІвалахдай рабочияр кІанзава лугьудай.

Говорили, что там нужны рабочие.

Зун са кьадар масабурни галаз Генжедиз фена.

Вместе с другими я уехал в Гянджу.

Кьве йисуз кІвалахна за и биянар хкуддай чкада, тухдалди недай затІ авачиз яшамиш хьана, цІаяр атана ва эхир, къатламишиз тахьана, зун катна.

Два года работал я на этих плантациях, жил впроголодь, болел малярией и, наконец, не выдержав, сбежал.

Ам халис желе тир: жуваз са затІ кразанмишун анихь амукьрай, гьеле зун ана чаз маларин ратарикай авур хуьрекар гудай харчевнидиз буржлузни амукьнай.

Это была настоящая ловушка: я не только ничего не заработал, но даже остался должен в харчевне, где кормили нас коровьими кишками.

Генжедай зун, гьикІ ятІани зи рикІел аламач, Самарканддиз акъатна.

Из Гянджи я, и сам не помню как, добрался до Самарканда.

Ана са шумуд йисуз депода чернорабочивиле кІвалахна за.

Там я устроился чернорабочим в депо и работал несколько лет подряд.

Ахпа са йисуз кьван за ракьун рехъ тухузвай чкадал ва са йисалай гзаф Сырдарья вацІалай эцигзавай муькъвел кІвалахна.

Затем около года работал я на прокладке железной дороги и больше года на постройке моста через реку Сыр-Дарью.

И йисара заз гзаф крар акуна ва гзаф крар чир хьана.

Очень много увидел и узнал я за эти годы.

Амма заз чир хьайи асул кар ам тир хьи, кІвалахдай кесибдиз, рабочидиз виринра сад хьиз четин тир: жувавай жувакай катиз жедач, кесиб инсанар сад хьиз бедбахт тир.

А главное, я узнал, что везде и всюду было одинаково трудно рабочему человеку, что уйти самому от себя невозможно, что бедные люди одинаково несчастны.

АкІ хайила, заз кІвализ, ватандиз хъфиз кІан хьана.

Тогда потянуло домой скорее на родину.

Амма пул тІимил гвай, зун Бакуда амукьна ва са гужуналди нафтІадин буругъра кІвалахдал акъвазна.

Но денег оставалось мало, я застрял в Баку и с трудом устроился на нефтяные промысла.

Ана кьве йисуз кьван кІвалахна.

Проработал там около двух лет.

Гамиша кьенятдал яшамиш хьана, эхир са гуж-баладалди са тІимил пул кІватІна, килигайтІа - зун къанни цІуд йиса авай, чуру квай итим хьанва, кьуьзуь жезва.

Жил все это время скромно, и, когда с грехом пополам накопилось немного денег, оказалось, что я уже тридцатилетний мужчина, у меня борода и я уже старею.

Килфетдин иеси хана канда.

Надо обзаводиться семьей.

А заманада им кесибдиз гзаф четин кар тир.

В то время это была страшная забота для бедняка.

Амма зи уьмуьрда сифтени-сифте зи бахтуни гъана.

Но мне повезло впервые в жизни.

Заз са касни авачир етим руш жагъана.

Я нашел круглую сироту - дочь

Ам кьуланстІалви тамарин къаравулдин руш тир.

Она была дочь Орта-Стальского объездчика.

За ам къачуна, зун гьамишалугъ хуьре амукьна.

Я на ней женился и я навсегда остался в ауле.

Йисар къвез фена.

Шли годы.

Гила рикІел хтайла, чун гьикІ яшамиш ханайтІа лугьуз, жув мягьтел жеда: абур гьакьван залан ва са шадвални авачир йисар тир.

Как вспомню теперь, как мы жили, сам удивляюсь: времена были очень тяжелые и безрадостные.

Чна, зани папа, жуван гъилералди са гъвечІи кІвал эцигна.

Своими руками, вместе с женой, мы построили маленькую саклю.

Тухдалди тІуьнач, бегьем ксанач, са сал цана.

Не доедали, не досыпали, завели огород.

Паб салаз килигиз, за и чІавуз чарабуруз гвенар гуьз хьана.

За огородом присматривала жена, а я в это время жал у людей пшеницу.

Жувни инсанриз ухшар ийиз алахъна, гьакІ вад йисуз хуьруьн къерехда яшамиш хьана чун; амма инсанар чеб а заманада чпиз ухшар тушир.

Так жили мы на окраине аула пять лет, стараясь быть похожими на людей; но только люди в то время были не похожими на себя.

Са сеферда нисинихъ кІвализ хквезвайла, куьчедал халкь кІватІ хьанваз акуна, зун мягьтел хьана: "Им вуч хабар я? Кьейи кас-мас ава жал?" - лагьана, фикирна за.

Однажды, возвращаясь к обеду домой, на одной из улиц я заметил множество народу и удивился: "Что случилось? Или умер кто?" - подумал я.

За квез лугьун, а заманада инсанар сад садахъай катдай.

А надо вам сказать, что люди в то время избегали друг друга.

Кесибар саки гьамиша кІваляй чинеба экъечІиз, кІвалахдал физ хкведай, вучиз лагьайтІа гьамиша кавхади бигердиз, мелез, векь ягъиз ва маса кІвалахдал ракъурун патал итимар жагъурзавай.

Беднота выходила и возвращалась домой почти украдкой, ибо каждый день по аулу рыскал староста и ловил встречных на бесконечные повинности, на рытье канав, косьбу сена.

"Им вуч хабар я, ина вуч хьанватІа?" - лагьана фикирна, зун халкь алтІушнавай чкадал фена.

"Что же случилось?" - подумал я и подошел к толпе.

Кимел, гъиле тафт аваз ацукьна, ашукьри ракъинихъ цІигел билбилдикай манияр лугьузвай.

Посреди улицы сидели бродячие ашуги с бубнами в руках и пели песни о соловье, тоскующем по солнцу.

Абурун вилик квай бармакдиз халкьди къара пулар ва гимиш пулар вегьезвай.

Ашугам бросали в подолы серебро и медь.

И бижгъер-бижгъер хьайи парталар алай ашукьри, вилер акьална, ахварик квайбуру хьиз, лугьузвай.

Ашуги были одеты в лохмотья и пели с закрытыми глазами, как будто сквозь сон.

Зани халкьдихъ галаз абурухъ яб акална.

Постоял я с народом, послушал.

"Вагь, - лагьана рикІяй за, - и манияр фадлай зи рикІе авазвайбур я эхир."

"Чорт возьми, - сказал я, - ведь эти песни давно лежат у меня на душе."

Яваш кван садра!

Постойте-ка, постойте!

- Яда, Султан, - лагьана за патав гвай къуншидиз, - и гафар за гьар юкъуз зи рикІяй эзберзавайбур я, бес и манияр акъудна лугьун икьван гагьди зи фикирдиз вучиз атаначтІа, ваз чидачни?

- Султан, - сказал я соседу сбоку, - ведь я каждый день говорю про себя то же самое, почему же мне до сих пор не пришло в голову спеть об этом, ты не знаешь?

КІватІ хьанвайбуру вирида захъ чин элкъуьрна (и чІавуз ашукьри чпин манияр лагьана куьтягьзавай).

На меня обернулись все собравшиеся (как раз в то время ашуги кончили петь).

- Яъ, ибур зи гафар я, эхир, - лагьана гьарайна, за валчагъдин кІирер акъудиз башламишна, вучиз лагьайтІа зи чандал лап ифин акьалтнай.

- Ведь это мои слова, - крикнул я, расстегивая ворот бешмета, потому что мне стало совсем

- Вун гьинвайди я, кесиб? - лагьана инал алайбурукай сада заз.

жарко.

- Вун жуваз килиг садра, ибур ви кІуфалай алакьдай гафар яни, хва текьей билбил!

- Куда тебе, убогий, - ответили мне. - Ты на себя посмотри: разве эти слова подходят к твоему носу, соловей ты!

Ада икІ лагьайла, и куьчедал алайбур вири хъуьрена.

Он сказал это, и вдруг вся улица затряслась от смеха.

Югъ нисини тир.

Был полдень.

"Агь, - лагьана за, - им кьуланфер вучиз туш..."

"Ого, - сказал я, - почему же не полночь теперь..."

- Им я къуватдали, я амалдарвилелди, я пулуналди жедай кар туш, инсанди вичин рикІяй лугьузвайди я.

- Ведь это не силой, это не хитростью и не деньгами, а человек поет от сердца.

Мегер зи рикІ якІукай тушни, куьн квел хъурезва, эй инсанар? - лагьана за.

Разве мое сердце не из мяса, над чем вы смеетесь, эй, люди? - сказал я.

Зун регъуь хьана кІвализ хтана.

Домой я вернулся пристыженный.

- Билбилдикай мани нивай хьайитІани туькІуьриз жеда, - лагьана за явашдиз папаз, тафтунин ериндал гъиле бармак кьуна, сифтени-сифте зи уьмуьрда ва чІал туькІуьрна:

- О соловье может всякий спеть, - прошептал я дома жене и, взяв в руки вместо бубна свою папаху, впервые в жизни начал слагать стихи:

И гафар за сифтени-сифте туькІуьрай чІалар я, ам за гьа йикъан няналди туькІуьрнай.

Это слова из первой моей песни, которую я все-таки сложил к концу того же дня.

За ам дустариз лагьайла, дустар инанмиш хьаначир.

Я прочел ее друзьям, но друзья не поверели.

- Билбилрикай дуьньядал гзаф чІалар туькІуьрнава, - лагьана абуру.

- О соловьях очень много, песен на свете, - сказали они.

Дуьз лагь, ваз и мани гьинай ван хьайиди я, Сулейман?

- Скажи правду, где ты слышал эту песню, Сулейман?

Им, дугъриданни, чаз бегенмиш хьана.

Она действительно нам нравится.

- Им за туькІуьрай мани я, - лагьана за.

- Это моя песня, - сказал я.

- Гьаяман, вунни ви буба хьиз дили жезватІа гьа?! - лагьана абуру.

- Уж не сходишь ли ты с ума, как и отец твой?! - ответили мне.

- Завай жувакай гужлу мани туькІуьриз жедай, амма зи уьмуьрда захъ са ахьтин хъсан гьалар авач, - лагьана за дустариз.

- Я мог бы сложить песню покрепче, о самом о себе, но у меня мало хорошего в жизни, - сказал я друзьям.

- Де хъсан я, куьн инанмиш туштІа, билбил тахьуй, кицІ хьурай.

Пусть не соловей будет, пусть будет собака, если вы не верите.

Къала за квез гьадакай мани туькІуьрда!

Дайте я сложу вам песню о ней.

- Хъсан я, - лагьана дустари, - ятІа вуна чи кавхадикай са чІал туькІуьра, ахла ваз са яхцІур мад жагъурда чна...

- Хорошо, - ответили друзья, - в таком случае, сложи-ка ты песню о нашем старшине, а потом мы найдем тебе еще штук сорок...

Гьа и саягъда яваш-яваш зун зи цІийи кеспидин дадуна гьатна.

Так постепенно я входил во вкус своего нового занятия.

Зи дустарин чІехи пай чпиз чил авачир, патал кеспидал фидай кесибар тир.

Мои друзья в большинстве были безземельные отходники.

Абур йисаралди Бакуда нафтІадин буругъра кІвалахдал жедай ва анжах тек-бир хуьруьз хкведай.

Они годами пропадали на нефтяных промыслах в Баку и лишь изредка приезжали на лето в аул.

Гавиляй абуруз крар залай хциз ва дериндай аквадай.

Поэтому они видели острее и глубже моего.

Абур саки халис рабочияр тир, зи вилер хъсандиз ахъа хьуниз куьмек гайи и лап хъсан ксар за гьамиша гзаф разивилелди рикІел гъизва.

Они были почти настоящие рабочие, и я всегда благодарен им, этим лучшим людям, научившим мои глаза видеть.

- Дуьнья, - лагьана абуру, - къастунал кьацІалай алудна чІурнавай терез я.

- Мир, - говорили они, - это весы, умышленно сбитые с толку.

Аку, вун ягъалмиш жез тахьуй гьа, Сулейман.

Ты смотри, Сулейман, не ошибись.