DmitryYarov/aristitle_train · Datasets at Hugging Face

text stringlengths 0 76
находится в нем не так, как части содержатся в каком-нибудь [целом].
Сущностям и видовым отличиям свойственно то, что все [составленное] из них
говорится соименно. Все [составленные] из них сказуемые сказываются или о
единичном, или о видах. Первая сущность не составляет никакого сказуемого:
ведь она не сказывается ни о каком подлежащем. Что же касается вторых
сущностей, то вид сказывается о единичном, а род - и о виде, и о единичном.
Точно так же и видовые отличия сказываются и о видах, и о единичном. Далее,
первые сущности принимают понятие вида и рода, а вид - понятии рода. Ибо
все, что говорится о сказуемом, может быть применено и к подлежащему. Таким
же образом и виды и единичное принимают понятие видового отличия. Соименными
же были у нас названы те предметы, у которых и имя общее, и понятие одно и
то же. Поэтому все {5} [составленное] из сущностей и из видовых отличий
говорится соименно.

Всякая сущность, надо полагать, означает определенное нечто. Что
касается первых сущностей, то бесспорно и истинно, что каждая из них
означает определенное нечто. То, что она выражает, есть нечто единичное и
одно по числу. Что же касается вторых сущностей, то из-за формы наименования
кажется, будто они в равной степени означают определенное нечто, когда,
например, говорят о "человеке" или о "живом существе"; однако это не верно.
Скорее они означают о некоторое качество, ведь в отличие от первых сущностей
подлежащее здесь не нечто одно: о многих говорится, что они люди и живые
существа. Однако вторые сущности означают не просто какое-то качество, как,
[например], белое: ведь белое не означает ничего другого, кроме качества.
Вид же и род определяют качество сущности: ведь они указывают, какова та или
иная сущность. Род при этом определяет нечто большее, чем вид: тот, кто
говорит "живое существо", охватывает нечто большее, чем тот, кто говорит
"человек".

Сущностям свойственно и то, что им ничего не противоположно; в самом
деле, что могло бы быть as противоположно первой сущности, например
отдельному человеку или отдельному живому существу? Ничто им не
противоположно. Равным образом нет ничего противоположного и человеку или
живому существу. Однако это не особенность сущности; это встречается и у
многого другого, например у количественного. Ведь длине в два локтя или в
три локтя нет ничего противоположного, так же и десяти и [вообще] никакому
количеству, разве только если сказать, что "многое" противоположно
"малочисленному" или "большое" - "малому". Во всяком случае ни одному из
определенных количеств ничего не противоположно.

Сущность, надо полагать, не допускает большей и меньшей степени. Я этим
не хочу сказать, что одна сущность не может быть сущностью в большей или в
меньшей мере, чем другая (выше уже было сказано, что это так), а хочу
сказать, что о каждой сущности, как таковой, не говорится как о сущности в
большой или в меньшей степени. Так, например, если эта вот сущность есть
человек, то не будет человеком в большей и в меньшей мере ни сам он по
отношению к себе, ни один по отношению к другому. Ведь один человек не в
большей мере человек, чем другой, не так, как одно белое в большей и в
меньшей степени бело, чем другое, и не так, как одно красивое называется
более красивым или менее красивым, чем другое. [В подобных случаях] и об
одном и том же можно сказать, что оно по отношению к себе бывает [в разное
время] таковым в большей и в меньшей степени; например, тело, будучи белым,
в настоящее время называется белым в большей степени, чем прежде, или будучи
теплым - в большей и в меньшой степени теплым. Сущность же никак не
называется сущностью в большей или в меньшей мере.

Ведь и человек не называется в настоящее время в большей мере
человеком, чем прежде. И точно так же - ничто другое из того, что есть
сущность. Таким образом, сущность не допускает большей и меньшей степени.
Главная особенность сущности - это, надо полагать, то, что, будучи
тождественной и одной по числу, она способна принимать противоположности,
между тем об остальном, что не есть сущность, сказать такое нельзя, [т. е.]
что, будучи одним по числу, оно способно принимать противоположности; так,
один и тождественный по числу цвет не может быть белый и черным; равным
образом одно и то же действие, одно по числу, не может быть плохим и
хорошим. Точно так же у всего другого, что не есть сущность.

Сущность же, будучи одной и тождественной по числу, способна принимать
противоположности; так, отдельный человек, будучи единым и одним и тем же,
иногда бывает бледным, иногда смуглым, а также теплым и холодным, плохим и
хорошим. У всего другого этого, по-видимому, нет, разве что кто-нибудь
возразит и скажет, что речь и мнение способны принимать противоположности.
Ведь одна и та {6} же речь кажется истинной и ложной; например, если истинна
речь: "он сидит", то, когда он встанет, эта же речь будет ложной. То же
самое и в отношении мнения: если правильно полагают, что такой-то человек
сидит, то, когда он встанет, будет уже неправильно придерживаться этого
мнения о нем. Однако если и согласиться с этим, то все же имеется различие в
способе, [каким здесь и там принимаются противоположности]. В самом деле,
сущности принимают противоположности, меняясь сами. Ведь, став холодной из
теплой, сущность претерпела изменение (ибо она стала иной), и так же - став
из бледного смуглым и из плохого хорошим. Точно так же и во всех остальных
случаях сущность принимает противоположности, подвергаясь изменению; речь же
и мнение, будучи сами во всех отношениях неподвижными, остаются совершенно
без изменений, но из-за перемены обстоятельств для них получается
противоположное; в самом деле, речь, [например], "он сидит", остается все
той же, но в зависимости от происшедшей перемены обстоятельств она
называется то истинной, то ложной. То же можно сказать и о мнении. Так что
быть способной принимать противоположности в силу собственной перемены - это
особенность сущности, по крайней мере по способу, [каким она их принимает].
Если, таким образом, кто-нибудь согласился бы с тем, что речь и мнение также
способны принимать противоположности, то это было бы неверно.

Ведь о речи и о мнении говорится как о способных принимать
противоположности не потому, что они сами принимают что-то, а потому, что в
чем-то другом переменилось состояние: в зависимости от того, происходит ли
это или нет, и речь называется истинной или ложной, а не из-за того, что она
сама способна принимать противоположности; ведь вообще ни речь, ни мнение
нисколько и ничем не приводятся в движение. Поэтому, ввиду того что в них не
происходит никакой перемены, они не способны принимать противоположности. О
сущности же говорится как о способной принимать противоположности потому,

находится в нем не так, как части содержатся в каком-нибудь [целом].

Сущностям и видовым отличиям свойственно то, что все [составленное] из них

говорится соименно. Все [составленные] из них сказуемые сказываются или о

единичном, или о видах. Первая сущность не составляет никакого сказуемого:

ведь она не сказывается ни о каком подлежащем. Что же касается вторых

сущностей, то вид сказывается о единичном, а род - и о виде, и о единичном.

Точно так же и видовые отличия сказываются и о видах, и о единичном. Далее,

первые сущности принимают понятие вида и рода, а вид - понятии рода. Ибо

все, что говорится о сказуемом, может быть применено и к подлежащему. Таким

же образом и виды и единичное принимают понятие видового отличия. Соименными

же были у нас названы те предметы, у которых и имя общее, и понятие одно и

то же. Поэтому все {5} [составленное] из сущностей и из видовых отличий

говорится соименно.

Всякая сущность, надо полагать, означает определенное нечто. Что

касается первых сущностей, то бесспорно и истинно, что каждая из них

означает определенное нечто. То, что она выражает, есть нечто единичное и

одно по числу. Что же касается вторых сущностей, то из-за формы наименования

кажется, будто они в равной степени означают определенное нечто, когда,

например, говорят о "человеке" или о "живом существе"; однако это не верно.

Скорее они означают о некоторое качество, ведь в отличие от первых сущностей

подлежащее здесь не нечто одно: о многих говорится, что они люди и живые

существа. Однако вторые сущности означают не просто какое-то качество, как,

[например], белое: ведь белое не означает ничего другого, кроме качества.

Вид же и род определяют качество сущности: ведь они указывают, какова та или

иная сущность. Род при этом определяет нечто большее, чем вид: тот, кто

говорит "живое существо", охватывает нечто большее, чем тот, кто говорит

"человек".

Сущностям свойственно и то, что им ничего не противоположно; в самом

деле, что могло бы быть as противоположно первой сущности, например

отдельному человеку или отдельному живому существу? Ничто им не

противоположно. Равным образом нет ничего противоположного и человеку или

живому существу. Однако это не особенность сущности; это встречается и у

многого другого, например у количественного. Ведь длине в два локтя или в

три локтя нет ничего противоположного, так же и десяти и [вообще] никакому

количеству, разве только если сказать, что "многое" противоположно

"малочисленному" или "большое" - "малому". Во всяком случае ни одному из

определенных количеств ничего не противоположно.

Сущность, надо полагать, не допускает большей и меньшей степени. Я этим

не хочу сказать, что одна сущность не может быть сущностью в большей или в

меньшей мере, чем другая (выше уже было сказано, что это так), а хочу

сказать, что о каждой сущности, как таковой, не говорится как о сущности в

большой или в меньшей степени. Так, например, если эта вот сущность есть

человек, то не будет человеком в большей и в меньшей мере ни сам он по

отношению к себе, ни один по отношению к другому. Ведь один человек не в

большей мере человек, чем другой, не так, как одно белое в большей и в

меньшей степени бело, чем другое, и не так, как одно красивое называется

более красивым или менее красивым, чем другое. [В подобных случаях] и об

одном и том же можно сказать, что оно по отношению к себе бывает [в разное

время] таковым в большей и в меньшей степени; например, тело, будучи белым,

в настоящее время называется белым в большей степени, чем прежде, или будучи

теплым - в большей и в меньшой степени теплым. Сущность же никак не

называется сущностью в большей или в меньшей мере.

Ведь и человек не называется в настоящее время в большей мере

человеком, чем прежде. И точно так же - ничто другое из того, что есть

сущность. Таким образом, сущность не допускает большей и меньшей степени.

Главная особенность сущности - это, надо полагать, то, что, будучи

тождественной и одной по числу, она способна принимать противоположности,

между тем об остальном, что не есть сущность, сказать такое нельзя, [т. е.]

что, будучи одним по числу, оно способно принимать противоположности; так,

один и тождественный по числу цвет не может быть белый и черным; равным

образом одно и то же действие, одно по числу, не может быть плохим и

хорошим. Точно так же у всего другого, что не есть сущность.

Сущность же, будучи одной и тождественной по числу, способна принимать

противоположности; так, отдельный человек, будучи единым и одним и тем же,

иногда бывает бледным, иногда смуглым, а также теплым и холодным, плохим и

хорошим. У всего другого этого, по-видимому, нет, разве что кто-нибудь

возразит и скажет, что речь и мнение способны принимать противоположности.

Ведь одна и та {6} же речь кажется истинной и ложной; например, если истинна

речь: "он сидит", то, когда он встанет, эта же речь будет ложной. То же

самое и в отношении мнения: если правильно полагают, что такой-то человек

сидит, то, когда он встанет, будет уже неправильно придерживаться этого

мнения о нем. Однако если и согласиться с этим, то все же имеется различие в

способе, [каким здесь и там принимаются противоположности]. В самом деле,

сущности принимают противоположности, меняясь сами. Ведь, став холодной из

теплой, сущность претерпела изменение (ибо она стала иной), и так же - став

из бледного смуглым и из плохого хорошим. Точно так же и во всех остальных

случаях сущность принимает противоположности, подвергаясь изменению; речь же

и мнение, будучи сами во всех отношениях неподвижными, остаются совершенно

без изменений, но из-за перемены обстоятельств для них получается

противоположное; в самом деле, речь, [например], "он сидит", остается все

той же, но в зависимости от происшедшей перемены обстоятельств она

называется то истинной, то ложной. То же можно сказать и о мнении. Так что

быть способной принимать противоположности в силу собственной перемены - это

особенность сущности, по крайней мере по способу, [каким она их принимает].

Если, таким образом, кто-нибудь согласился бы с тем, что речь и мнение также

способны принимать противоположности, то это было бы неверно.

Ведь о речи и о мнении говорится как о способных принимать

противоположности не потому, что они сами принимают что-то, а потому, что в

чем-то другом переменилось состояние: в зависимости от того, происходит ли

это или нет, и речь называется истинной или ложной, а не из-за того, что она

сама способна принимать противоположности; ведь вообще ни речь, ни мнение

нисколько и ничем не приводятся в движение. Поэтому, ввиду того что в них не

происходит никакой перемены, они не способны принимать противоположности. О

сущности же говорится как о способной принимать противоположности потому,